«Разве вас еще не ликвидировали?» — этот вопрос сотрудники екатеринбургского «Мемориала» слышат так часто, что перестали удивляться. Люди жмут им руки, благодарят за работу и поражаются, что организация, объявленная «иноагентом», до сих пор существует. В ответ мемориальцы протягивают путеводитель по табличкам «Последнего адреса» — и напоминают: память жива.

Российские власти все настойчивее вытесняют тему советских репрессий из публичного поля. Но интерес к трагическому прошлому у россиян не исчезает. Люди едут на места бывших лагерей, чтобы увидеть историю своими глазами, а исследователи придумывают новые способы говорить о репрессиях. Как им удается сохранять память, несмотря на риск политического давления, узнала редакция «7х7».

Интерес к теме советских репрессий в России всегда зависел от политического контекста

 

Алексей (имя изменено по просьбе героя) водит экскурсии по Колыме — как для россиян, так и для иностранцев.

От лагерей там почти ничего не осталось: бараки развалились, кладбища заросли. Но сторожевые вышки стоят до сих пор — будто новые.

— ГУЛАГ никуда не ушел, в этих местах его можно прочувствовать прямо на собственной шкуре, иногда даже жутковато становится.

По словам Алексея, для россиян Колыма чаще связана с рыбалкой, охотой или золотодобычей. Иностранцев же интересует именно история. Они приезжают, чтобы узнать больше о советском терроре.

— Есть, конечно, и среди наших соотечественников желающие узнать побольше об истории, но среди иностранцев я больше встречаю таких людей. Их влечет Колыма именно как синоним ГУЛАГа, — сказал Алексей.

Часто на Колыму приезжают иностранные группы снимать документальные фильмы. Однажды Алексей встретил голландцев:

 — Они узнали, что на Колыме сидел их соотечественник. Решили снять про него фильм. Это показатель, как они относятся к человеческой жизни.

У россиян, считает Алексей, интерес к ГУЛАГу на Колыме падает. Он связывает это с тем, что на государственном уровне тему репрессий власти не поднимают. А в самом регионе еще до войны в Украине представители местной власти не всегда видели важность говорить о репрессиях.

Например, в 2018 году губернатор Магаданской области Сергей Носов сказал, что в России никого не уничтожали за инакомыслие, а академик Королев на Колыме работал по специальности. Позже Носов извинился за свои слова, объяснив, что его не так поняли.

— Это насколько нужно не понимать, что происходило в те времена, чтобы такое сказать? Тогда, получается, и Шаламове тоже сидел и работал по специальности, он же писал стихи на Колыме, — объяснил Алексей.

«Вопросы о репрессиях задаются, когда людям плохо»

 

Исследователь советских репрессий Вячеслав (имя изменено по просьбе героя) из Ленинградской области считает, что в России было два всплеска интереса к теме. Первый — в конце 1980-х, когда появилась свобода слова и открылись архивы. Люди смогли узнать, что случилось с их родственниками. Но уже в начале 2000-х интерес сошел на нет.

— Этот гигантских взрыв интереса в 1990-х привел общество к усталости от темы. Люди хотели заниматься бытовыми вещами —  устраивать свою жизнь, делать карьеры и смотреть «Фабрику звезд». И это нормально.

Второй подъем произошел в 2015 году, в основном среди молодых людей до 30 лет. Вячеслав связывает это с разочарованием после протестов 2011–2012 годов и с ростом влияния государства.

— Это была попытка понять, что делать сейчас, — объяснил Вячеслав. — Найти ответы, как жить сейчас, в истории. Причем интерес был очень существенный, и мы его физически на себе чувствовали. Людям важно узнать, почему их деда расстреляли, когда появляется вопрос — а меня могут посадить ни за что? Вопросы о репрессиях задаются, когда людям плохо, а не хорошо.

У молодых людей, рассказал Вячеслав, было не только желание услышать и узнать об истории советского террора, но и найти тех, кому тоже интересно изучать прошлое.

— У людей было страстное желание поделиться какими-то своими знаниями, какими-то своими внутренними открытиями и связанными с этими вопросами — почему это было возможным. И, зачастую, после этого сразу появлялся вопрос — а почему репрессии возможны сейчас. То есть это связанные абсолютно вещи, потому что те молодые люди, которые стали интересоваться темой репрессии, они так или иначе были связаны с активизмом. 

Вячеслав отмечает, что для поколения, которое жило только при нынешней власти, изучение репрессий стало частью самоидентификации.

Во время пандемии тема репрессий пошла на спад, а уже с началом войны в Украине и вовсе стала восприниматься опасно. 

Глава екатеринбургского «Мемориала» Алексей Мосин подтвердил, что до начала войны в Украине тоже видел, что у россиян интерес к теме советских репрессий не просто был, а с каждым годом возрастал. Но после вторжения российской армии в Украину люди стали бояться говорить о советском терроре, а с сотрудниками «Мемориала» — делать общие проекты, потому что у организации есть статус иноагента. 

До войны центр проводил в Екатеринбурге много мероприятий, в том числе для школьников. В 2020 году «Мемориал» запустил проект «Моя история рода» — в 15 школах дети учились исследовать историю своей семьи.

Проект закрылся в 2022 году после доноса в ФСБ. Тогда же Минкульт разослал школам письма с запретом сотрудничать с «Мемориалом». В том же году организацию выгнали из здания, где она работала 17 лет, — казаки возмутились, что в госучреждении размещается «иноагент». 

Тогда встал вопрос — что делать с архивами, где их хранить. Место нашли — в помещении, которое принадлежит Ельцин-центру. Мосин рассказал, что они арендуют помещение просто для хранения архивов. В 2023 году неизвестные люди пытались поджечь это здание. Мосин уверен, что кто-то хотел уничтожить мемориальские архивы. 

Кто и как сохраняет память о советских репрессиях в России

 

Некоторые жители Екатеринбурга, рассказал Мосин, удивляются, когда слышат о том, что «Мемориал» в городе все еще есть.

— Очень многие нас благодарят. Люди подходят, жмут руку и спрашивают — разве вас не ликвидировали? Я даю им путеводитель по городу, в котором мы собрали все таблички «Последнего адреса» и говорю — нет, мы работаем.

В то время как по всей стране акцию «Последний адрес» постепенно сворачивают, в Екатеринбурге ее пока удается сохранить.

Кроме этого, Мосин и его коллеги продолжают ездить в экспедиции. Их цель — «собрать и сохранить память». Они заранее выбирают регион, где жили репрессированные люди, заходят в местные музеи, разговаривают с жителями. По итогам таких поездок делают фильмы и выкладывают их на YouTube. 

Люди реагируют по-разному — некоторые хорошо откликаются и благодарят за то, что «приехали в такую даль, чтобы рассказать их истории». Есть и те, кто возмущается.

— У некоторых уже мозги настолько промытые пропагандой официальной, что они воспринимают изучение советских репрессий негативно, — объяснил Мосин. 

В Красноярске память о репрессированных поддерживают другими способами. Председатель местного общества «Мемориал» Алексей Бабий говорит, что жителям интересны пешие экскурсии и поездки по местам ссыльных. Но такие маршруты часто находятся далеко, и позволить их себе может не каждый. Пешие экскурсии тоже непросто организовать: город вытянут вдоль реки, а пробки мешают пройти полноценный маршрут. 

Бабий уверен, что будущее — за аудиогидами. С коллегами он уже сделал такой гид для Енисейска, одного из старейших городов Красноярского края. На карте отмечены дома, где жили ссыльные, а к каждой точке добавлено аудио с их историями: кто там жил, как оказался в ссылке и что с ним было дальше. Подобный проект активисты хотят реализовать и в Красноярске.

Но даже без таких технологий у человека есть возможность прикоснуться к теме. Историк Вячеслав считает, что самый простой способ начать изучать ее — это 30 октября, день памяти жертв политических репрессий. Можно найти памятник скорби в своем регионе, прийти к нему, посмотреть, кто ухаживает за ним, и послушать, что говорят эти люди.

— Это, на мой взгляд, роскошно-эмоциональный вход в тему, после которого у человека может возникнуть вопросы, которые он начинает гуглить. А начав гуглить, он найдет кучу информации о репрессиях.